— Никого не убьют, — Эстер сжала зубы. Подхватив одной рукой девочку, она стала осторожно спускаться по трапу. На юте уже поднимались языки пламени.
— Уже убили, — грустно пробормотала Констанца, устраиваясь на деревянной лавке. "Я видела, в трюме. Они под парусом лежали".
Эстер ничего не ответила. Засучив рукава платья, она взялась за весла. "Надо отойти подальше, — подумала девушка, — а потом уже ставить парус. Так нас не заметят".
Палуба "Надежды" уже пылала. Эстер, обернувшись, увидела, как с "Молнии" к борту корабля протягиваются абордажные крюки.
— Господи, — прошептала Эстер, возясь с парусом, — только бы он уцелел, Господи.
Она подняла мачту. Ловко завязав узлы, Эстер велела Констанце: "Иди, садись на руль, я тебе покажу, как надо править".
— Тетя Эстер, — сказала девочка, приподнимаясь, не отводя глаз от океана, — смотрите!
Девушка прищурилась и увидела, как "Надежда" медленно клонится на бок. Черные паруса "Молнии" надулись ветром. Корабли, расцепившись, стали медленно дрейфовать в разные стороны. Обшивка "Надежды" задрожала, раздался взрыв. Корабль, перевернувшись разломанным килем вверх, стал погружаться в воду.
— Иосиф! — крикнула девушка. Опустившись на дно лодки, она горько сказала: "Да что же это такое, Господи!"
— Стреляют, — Констанца подергала ее за платье. "Они по людям стреляют, тетя, по головам. Сейчас в нас выстрелят".
— Не выстрелят, — зло, стирая слезы с лица, кладя лодку в галфвинд, ответила Эстер. "Мы сейчас исчезнем из виду. Давай на руль".
Она стояла у мачты, глядя на рыжие косы Констанцы, и безостановочно повторяла: "Он жив, жив, он не мог погибнуть. Мой брат жив".
Лодка накренилась и пропала за темно-синими, высокими волнами, идя на запад, туда, где над еще не видной полосой берега играл темно-золотой закат.
Капитан Стивен Кроу, сидя на носу шлюпки, хмыкнул: "И точно, никого нет". Он обернулся и приказал: "Еще круг обойдем, и пора сниматься отсюда, незачем терять время".
Море было усеяно обломками дерева. Кто-то из матросов, перекрестившись, тихо проговорил: "Капитан, смотрите, тут не то, что никого живого — никого целого не осталось, один мусор. Похоже, у них пороховой трюм взорвался".
— Дайте-ка багор, — велел Стивен, и, ловко подцепив качавшийся на воде сундучок, — сбил замок. "Корабельный журнал, — хмыкнул он. "Тут все на голландском языке. Ну-ка, мистер Сандерс, — он протянул тетрадь первому помощнику, — вы же у нас до войны под их флагом плавали".
— Из Амстердама корабль, — Сандерс пролистал журнал, — называется "Надежда", шел в Чарльстон с грузом тканей, еще всякие индийские товары. Вот и список пассажиров. Трое, двое, наверное, муж с женой, под одной фамилией. Еще ребенок, трех лет, странно…,-Сандерс нахмурился, — фамилия другая. Иосиф и Эстер Мендес де Кардозо и Констанца-Софи ди Амальфи.
Стивен похолодел и потребовал: "Дайте сюда!".
— Правильно, — подумал он, глядя на четкий почерк незнакомого, уже мертвого капитана. "Никакой ошибки, все черным по белому. Господи, да зачем они сюда подались — Иосиф с Эстер? И маленькая Констанца, Джон же мне написал, что она круглой сиротой осталась".
Капитан глубоко вздохнул. На мгновение, закрыв глаза, он вспомнил пышные, рыжие волосы и ее веселый голос: "Вот вернешься со своих морей, Стивен, и тогда поговорим о помолвке".
— А я еще усмехнулся, — подумал Стивен, — поднимаясь по трапу, и спросил: "А если не вернусь?". Да, как раз ей четырнадцать было, а мне — восемнадцать, я в Кейп уходил, а оттуда — в Индию, первым помощником.
— Курс на Нью-Йорк, — сухо велел он, оказавшись на палубе. "Я сейчас приду".
Стивен спустился в свою каюту, и оглядел ее, — неуютную, пропахшую табачным дымом и порохом. Сев к узкому столу, он очинил перо кинжалом. Поболтав оловянной чернильницей, капитан отставил ее: "Если бы я вернулся, ничего бы этого не было. Сто двадцать пушек, от пирата и следа бы не осталось. Господи, это я виноват, я. Надо написать ему, обо всем".
Мужчина достал из старой шкатулки красного дерева чистую бумагу. Тяжело вздохнув, он начал писать: "Дорогой Питер!.."
Эстер вытащила шлюпку на белый песок. Изнеможенно дыша, она опустила руки: "Новый Свет. Вот, мы и тут, Констанца".
Девочка спала на дне лодки, свернувшись в клубочек, укрывшись шалью. Эстер оглянулась и услышала в сумерках журчание ручейка. Она долго пила, стоя на четвереньках, а потом, вытерла пот со лба: "Завтра, все завтра. Завтра доберемся до Чарльстона".
Эстер подхватила Констанцу, — та только недовольно поворочалась. Она устало опустилась на укрытую мягким мхом землю, у подножия большой сосны. Девушка устроилась между выступающими из-под песка корнями. Прижав к себе спокойно дышащую Констанцу, натянув на плечи шаль, Эстер мгновенно заснула.
Море тихо колыхалось, ночь была темной и беззвездной. Кто-то осторожно шел по берегу.
Мужчина поднял масляный фонарь: "А я вам говорю, мистер Мак-Карти, она не могла далеко уйти. Надсмотрщики клянутся, что ее подстрелили. У нее будет кровь на платье, давайте спустим гончую".
— Вот же привязался, — зло подумал охотник за рабами. "С постели меня поднял, не терпится ему". Мак-Карти обернулся к запыхавшемуся, толстенькому человеку: "Да не волнуйтесь вы так, мистер Джеффрис, до утра найдем вашу беглянку".
Мак-Карти ласковым, тихим свистом подозвал к себе собаку: "Искать, милая!".
Рыжий, большой пес на мгновение застыл, принюхиваясь, и, подняв голову вверх — ринулся к сосновой роще.
Чарльстон, Южная Каролина
В саду пахло цветущими азалиями. Ухоженный, зеленый газон был обрамлен большими клумбами, веял тихий, теплый южный ветер. Мисс Абигайль Линдо покрутила на плече кружевной зонтик: "Все-таки вы очень смелый человек, капитан Горовиц. Вас же могут арестовать, в любой момент".
— А чего ради меня арестовывать? — смешливо отозвался Хаим. Они сидели на мраморной скамейке, выходящей к маленькому пруду. Он взглянул на темную воду, где лениво плескались золотые рыбки: "Я тут в штатском, как видите, документы мои подозрений ни у кого не вызвали, а уж причина, почему я в Чарльстоне — тем более".
Мисс Линдо опустила длинные ресницы и покраснела. "Все равно я его уговорю переехать после войны сюда, на юг, — подумала девушка. "В Бостоне темно, холодно. И папа не хочет меня отпускать. Тут, в Чарльстоне, Хаим сможет стать самым модным врачом, папа даст ему денег, чтобы открыть практику".
Чернокожая служанка в накрахмаленном фартуке и наколке присела: "Велите подавать чай, мисс Абигайль?"
— Да, накройте в беседке, — девушка махнула холеной рукой: "А кто вам прислуживает на войне, капитан Горовиц? У вас есть денщик?"